НАЗАД | ОГЛАВЛЕНИЕ | ВПЕРЕД |
ЧАСТЬ 1
ЭТНИЧЕСКОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ ИНДУСТРИАЛЬНОГО ВЕКА
И ПРОБЛЕМЫ САМООПРЕДЕЛЕНИЯ
История засорена обломками государств,
которые пытались совместить различные этнические, лингвистические либо религиозные группы в пределах одной верховной власти.
Артур Шлезингер-младший
СУЩНОСТЬ СОВРЕМЕННОГО НАЦИОНАЛИЗМА
Конец уходящего столетия преподнес много сюрпризов. Крах или временное отступление коммунизма в Восточной Европе и СССР привели к падению двухполюсной системы, возникшей после второй мировой войны, и, несомненно, уменьшили риск возникновения третьей мировой войны. Новые конфликты регионального характера, получившие отклик в остальном мире, тем не менее, включили международное сообщество в процесс решения неожиданных, необычных проблем – будь то в Боснии, в Персидском заливе, либо в Нагорном Карабахе. Эксперты со все большим и большим беспокойством обсуждают непредсказуемость ситуации на рубеже веков [2], или ту угрозу человечеству, которую Самуэль Хантингтон назвал "столкновением цивилизаций", разделенных этнокультурными барьерами. Становится все более ясным, что падение советской системы никоим образом не обещает "конец истории", предсказанный Фукуямой, а, скорее, отражает появление новых действующих лиц на исторической сцене.
Создание высоких технологий, в особенности в сфере коммуникаций, превратило урбанистические центры мира в единую "глобальную деревню" информации. Мода, стандартизованные одежда, пища, жилье, а также определенный образ мышления начали распространяться в развитых странах с неслыханной скоростью, так что могло показаться, что они с определенностью ведут человечество к унификации. Доиндустриальный мир был чрезвычайно богат культурными различиями, но не смог противиться "плавильному тиглю" урбанизации. Тем не менее, вопреки ожиданиям национализм не ослабел в этом космополитическом столпотворении, а фактически усилился.[3]
Потеря этнических особенностей образа жизни болезненно ощущается городским населением, которое, очевидно, теряет эти черты быстрее, чем другие группы. Верность своим этническим корням начала переходить в духовную плоскость и принимать идеологическую окраску.[4]
В действительности же национализм органически связан с индустриальным веком. Мы согласны с британским профессором Эрнстом Геллнером, определяющим национализм как "принцип, требующий, чтобы политические и этнические единицы совпадали, а также, чтобы управляемые и управляющие в данной политической единице принадлежали одному этносу".[5]
“Удовлетворение национального чувства не было предварительным условием первого появления индустриализации, а только продуктом ее распространения”. [6] Высокопросвещенная культура, при которой получило образование большинство людей индустриального общества, является для большинства "их наиболее ценным капиталовложением, ядром их личности, их страховкой и их безопасностью. Таким образом, сформировался мир, который в главном, - небольшие исключения не в счет, - удовлетворяет националистическому императиву, согласованности культуры и государственного устройства".[7] Парадоксально, но несмотря на различие их подходов, сторонники тоталитарной идеологии, такой как марксизм-ленинизм, и либеральные теоретики Запада равным образом недооценивали национализм как политический и психологический феномен. Для марксистов триумф пролетарского интернационализма означал разрыв с традиционными предрассудками непросвещенной крестьянской жизни. Их оппоненты, сторонники невмешательства (Имеется в виду максимальная степень невмешательства государственных институтов в дела общества. - Прим. переводчика). считали, что преимущества свободного рынка будут способствовать преодолению атавистических особенностей этнической культуры.
Представители обоих подходов склонны рассматривать национализм как идеологическое отклонение [8] или как искусственно внедренное зло, успешное распространение которого, однако, требует объяснения. Марксисты и западные либералы по-разному объясняют успехи национализма. Излюбленное объяснение марксистов, например, может быть названо "теорией ложного адреса". Сторонники этой теории в сущности считают, что дух истории или человеческого сознания делает ошибку. "Послание пробудиться было предназначено для классов, но из-за некоей ужасной почтовой ошибки было доставлено нациям. Теперь революционным активистам необходимо убедить ошибочного получателя передать как само послание, так и вызванный им энтузиазм тому получателю, которому послание и было предназначено. Нерасположенность как правильного, так и ошибочного адресатов к выполнению требуемого вызывает у активиста большое раздражение." [9]
Возможно, либералы более склонны объяснять национализм влиянием диких атавистических сил крови и территории (Blut und Boden). Это объяснение используется, однако, как приверженцами, так и ненавистниками национализма. "Первые рассматривают эти темные силы как жизнеутверждающие, а последние в качестве варварских. В действительности же человек века национализма не лучше и не хуже людей других веков... Его преступления равны преступлениям других столетий. Они более заметны, точнее, более шокируют только потому, что совершены с помощью более совершенных технологических средств." [10] Национальные чувства основываются на идее определенной лингвистической, религиозной и психологической общности, основанной на древнем родстве членов данной этнической группы. Более того, субъективное восприятие этой общности оказывается более важным, чем объективные исторические факты. Так Уолкер Коннор, следуя Максу Веберу, определяет нацию как "группировку людей, которые верят, что они связаны родовыми связями. Это наибольшая группировка, разделяющая такую веру".[11]
Традиции европейской антропологии тесно увязывают определение этнической идентичности людей не только с культурой, но и с окружением, в котором этническая группа формировалась на протяжении столетий или тысячелетий. Например, достаточно вспомнить принцип географического детерминизма Монтескье. Естественные условия определяют тип экономики этнической группы, сезонные циклы определяют образ жизни, а родные ландшафты находят свое отражение в фольклоре и психологии народа. После эры великого переселения народов в раннем средневековье этнические территории большинства групп в Евразии остались более или менее стабильными, и представители этих групп даже не думали о возможности существования нации вне своих этнических территорий.
Осознание традиционных этнических территорий чрезвычайно существенно для народов бывшего СССР. Это относится не только к оседлым крестьянам, которые в течение тысячелетий живут в одних и тех же естественных условиях, но также и к современным кочевникам, которые тоже привязывают собственную картину мира к определенному географическому региону.[12]
Административное деление с границами, не учитывающими этническое расселение, возможно, является приемлемым для Соединенных Штатов, страны, заселенной пионерами-эмигрантами различного происхождения; но оно вряд ли применимо к современной Евразии. Даже в США и Канаде все еще существуют самоуправляемые общины коренных американцев: например, племя чероки в штате Оклахома. Как мы теперь знаем, концепция "плавильного тигля" оказалась неадекватной для описания всей сложности этнических процессов в американском обществе. Расхожая шутка этнологов суммирует плюралистическую интеграцию, к которой все сильнее устремляется это общество, фразой: "Мы [Соединенные Штаты] думали, что варили суп, а получили салат".
Вообще говоря, многонациональные государства могут быть организованы в соответствии с тремя основными моделями:
1). Унитарное государство: система, основанная на экономической взаимозависимости регионов, тоталитарной идеологии и военной силе. Наибольшая нация и ее религия обычно господствуют, в то время как меньшинства подавлены или ограничены в своей культурной активности (например, СССР, Югославия, Китай). По мере экономического и военного ослабления государства и утраты влияния правящей партии и ее главенствующей идеологии на массы нарастающие центробежные тенденции могут привести к дезинтеграции государства и появлению новых наций-государств.(Под нацией-государством или просто нацией в англо- и франкоязычной литературе принято понимать совокупность граждан какого-либо конкретного государства. Те общности людей, которые рассматриваются в качестве наций в русско- и немецкоязычной литературе, в англоязычной научной литературе могут обозначаться как этнонации. Далее в тексте как синоним этнонации автор использует термин нация-этнос).
2). Асимметричная федерация: союз народов и/или регионов, обладающих широким самоуправлением, контролем над своими природными ресурсами и такими правами, как проведение собственной образовательной и культурной политики, установление уголовного законодательства, введение местных налогов и так далее. Некоторые из этих народов и/или регионов могут обладать привилегией передачи [обязанностей, функций] или местного самоуправления [''гомруля''], в то время как другие могут присоединяться к федерации на основе особых соглашений, отраженных двусторонними договорами, в качестве ассоциированных членов (например, Аландские острова в Финляндии, Пуэрто-Рико и Виргинские острова в США, или Татарстан в России). Есть основания верить, что гибкое членство может сделать многонациональные федерации более жизнеспособными и позволит достичь большей однородности в основных направлениях экономики и политики.
3). Симметричная федерация, или конфедерация: это устройство не имеет какого-либо специального статуса даже для регионов с ярко выраженными специфическими этнокультурными характеристиками, но разрешает широкую автономию для частей многонационального государства. Наиболее близкими к данному типу в настоящее время являются Швейцария и Испания.
Первые два типа многонациональных государств обычно связаны с различными стадиями развития и коллапса колониальной системы.[13] В качестве примера мы можем рассмотреть различные аспекты этой системы в истории России. Российская империя возникла в XVI-XVII столетиях и передала своему приемнику Советскому Союзу много имперских методов прямого и косвенного управления колониями. К тому же при коммунистическом режиме имперский арсенал был расширен следующим образом:
Массовые насильственные депортации народов с их этнических территорий проводились в СССР, как правило, во время второй мировой войны под предлогом подозрения в сотрудничестве с нацистами, либо как превентивная мера против такого сотрудничества (немцы Поволжья, чеченцы, крымские татары и др.). (Ради объективности следует сказать, что то же было проделано в США с американцами японского происхождения в 1941 году, когда США объявили войну Японии в результате японского нападения на Перл-Харбор. Тогда депортации подверглись 100000 человек. Возможно, что это послужило примером Сталину).
Была установлена субординация одних народов по отношению к другим, соответствующая многоуровневой иерархичной государственная структуре. Помимо пятнадцати союзных республик, составлявших СССР и имевших в соответствии с конституцией право на отделение, для политического признания важных групп этнических меньшинств были образованы автономные республики, области и округа с меньшими правами и подчиненные союзным республикам.
Правительство часто влияло на массовые миграции населения между республиками под предлогом осуществления грандиозных экономических проектов. Эти перемещения фундаментально изменили этнический состав населения, например, в Абхазии, в Латвии и в Эстонии. В результате современное деление на этническое большинство и меньшинство может оказаться во многих случаях совершенно произвольными.
Границы между республиками часто менялись произвольно, без учета желания населения по обе стороны границы. Например, после депортации балкарцев, ингушей, чеченцев и других северокавказских народов Иосиф Сталин в течение нескольких лет передал часть их территорий Грузии. Еще раньше, в 1921 году, он решил передать Нагорный Карабах, заселенный армянами, из Армении в Азербайджан. В 1954 году Никита Хрущев передал Крымский полуостров от России Украине, а позднее он же присоединил несколько сибирских областей к Казахстану.
Эта полностью несправедливая система поддерживалась военной силой до развала империи после краха коммунизма, и в наше время она повсеместно лишена доверия. Союзные республики, имевшие право на отделение, после августовского переворота 1991 года не стали откладывать реализацию этого права. Первыми отделились от империи три балтийские республики, а позднее и другие последовали курсу самоопределения.
Однако народы автономных территорий, занимавшие более низкую позицию в советской иерархической системе, чувствовали себя ограниченными в правах, особенно если они находились под властью другой этнической группы, несмотря на долгую борьбу за изменение своего статуса.
Значительные культурные и религиозные различия между меньшинствами и доминирующими нациями положили начало долгой истории враждебности, которая вплоть до падения СССР могла до некоторой степени умиротворяться декретами центрального правительства. Однако в современных изменившихся условиях, которые оставили их один на один с новой неподконтрольной никому властью, многие меньшинства боятся репрессивного управления господствующей группы – ситуация хорошо известная из опыта разных стран мира.[14]
Характерно, что во многих странах-сателлитах советского режима приближающееся падение СССР привело к мобилизации национальных движений под лозунгами самоопределения. В 1993 году Эритрея добилась независимости от Эфиопии, где на протяжении последних десятилетий правила поддерживаемая Советами коммунистическая диктатура. Северный и Южный Вьетнам объединились, как это сделали Восточная и Западная Германии. Перспективы воссоединения Северной и Южной Кореи выглядят все более и более реальными. Эти примеры следует рассматривать как случаи самоопределения, точно так же, как случаи отделения и даже достижения определенного автономного статуса в многонациональном федеративном государстве.
Тем не менее, мирное достижение национального самоопределения в посттоталитарных странах возможно только при условиях демократического правления. Среди примеров такого цивилизованного самоопределения можно назвать "полюбовный развод" Чешской Республики и Словакии. Другим примером является добровольное признание Россией результатов референдума о независимости Украины, проводившегося 1 декабря 1991 года, как законного основания создания независимого Украинского государства (которое не существовало в течение значительного периода времени на протяжении многих столетий). Аналогично были признаны заявления о независимости других республик бывшего СССР. Россия, ядро империи, добровольно отказалась от роли "старшего брата", и упомянутые выше изменения стали возможными, очевидно, только во время относительно короткого демократического периода после августовского переворота 1991 года и крушения коммунизма. Они вряд ли прошли бы так безболезненно тремя или четырьмя годами позднее.
Тем не менее, процесс деколонизации народов советской империи все еще далек от завершения. Результатом трудностей в проведении экономической и политической реформ стало, что современный политический спектр России стал намного более противоречивым и сложным в сравнении с 1991 годом. Правые националисты и сторонники возвращения к централизованной экономике приобрели большее влияние, чем прежде.
Борьба за национальное самоопределение особенно характерна для народов посттоталитарных стран; для них она представляется неотъемлемой частью политической и экономической реформы. К тому же, крушение коммунистической наднациональной идеологии заставляет людей искать новые духовные отправные пункты и новую идентичность. Наиболее естественной формой такой новой идентичности является этническая, основанная на общности культуры, языка и исторического наследия.
Основные политические силы в России и других странах СНГ можно сгруппировать следующим образом. [15]
Подсознательно для многих этнос ассоциируется с гражданским обществом; оба подвергались репрессиям при прежнем режиме. Государственная машина тоталитаризма признавала только иерархические отношения, контролируемые сверху; она не принимает во внимание историческую память и культурную уникальность. В нации-этносе, в противоположность государству, широко развиты горизонтальные связи, существует ясное понимание общих ценностей, и существенную роль играет общественное мнение по поводу поведения групп или индивидов. Эти обстоятельства позволяют видеть в нации-этносе в естественный эмбрион будущего гражданского общества.
К тому же, в некоторых случаях лишь действительное обретение государственности может спасти национальный язык, историю и культуру этноса от забвения. Только государственные институты могут сопротивляться росту культурной энтропии и хаотическому смешению различных традиций, являющихся ценным наследием поколений.[16] Названные выше причины, по нашему мнению, до некоторой степени объясняют возрастающее значение национализма в посттоталитарных странах.
НЕОТЪЕМЛЕМОЕ ПРАВО НА САМООПРЕДЕЛЕНИЕ
В то время, когда молодые этнические группы борются за утверждение своей государственности на исторической арене, более признанные государства, которые давно заняли свое место на Олимпе международных организаций, реагируют на принцип самоопределения с крайней подозрительностью. Лидеры многих этих государств, кажется, забыли, что их собственные страны были приведены в восторг достижением собственного самоопределения через отделение от империй прошлого. Очевидно, некоторые правительства полагают, что современная политическая карта мира отражает идеальную полностью реализованную общую конфигурацию, в которой не имеет смысла что-либо менять.
В исторической ретроспективе общая идея самоопределения впервые в узнаваемой форме возникла примерно во время Французской революции. Самоопределение рассматривалось как демократический идеал, применимый ко всему человечеству. Правительства должны были основываться на воле народа, а не на воле монарха, а люди, не согласные с правительством своей страны должны были иметь возможность покинуть ее и организовать свою жизнь, как им заблагорассудится (как это и сделали американские поселенцы). Этот новый подход означал, что "территориальный элемент в политическом образовании потерял свое феодальное превосходство, уступив место личному элементу; людям предстояло перестать быть простым придатком к земле".[17] В то же время, самоопределение с самого начала приняло характер угрозы легитимности установленного порядка; более того, при возникновении конфликтов этот принцип предлагал метод их разрешения, при котором арбитром выступает сам народ.
После наполеоновских войн требования самоопределения были выдвинуты поляками, итальянцами, мадьярами (венграми) и немцами, так же как и меньшинствами, жившими среди них. Некоторые территории были аннексированы Францией, но лишь после соответствующего плебисцитов среди населения в Ницце, Савойе и Майнце. Венский Конгресс 1815 года не принял принцип самоопределения как основу для перекройки карты Европы, но требования самоопределения, которые исходили от угнетенных народов Австро-Венгерской и Российской империй, позднее были приняты Европой более благосклонно.[18] После революций 1948 года массовые народные движения привели к формированию двух новых государств - Германии и Италии.
Следует сразу же отметить, что процедура создания новых национальных образований для этнических групп, которые учреждают новые независимые государства, может отличаться и быть более сложной с правовой точки зрения, чем самоопределение уже созданных национальных и территориальных образований.[19] В последнем случае возможно получение голосов избирателей в пределах более или менее определенных границ с помощью плебисцита или собрания представителей. Такое демократическое волеизъявление народов может послужить основанием для легитимного развития этого процесса. Для того, чтобы создать новое образование необходимо определить сами территориальные границы, прежде чем проживающее внутри них население сможет инициировать изменение их статуса. Тем не менее, мне кажется возможным установление правового механизма определения таких границ.
До начала двадцатого века аннексии территорий в большинстве случаев осуществлялись с помощью силы (например, аннексии Ганновера, Шлезвига и Эльзаса-Лотарингии Пруссией в 1860-х и 1870-х годах). Однако после первой мировой войны, когда прежняя европейская система начала разваливаться, принцип самоопределения неожиданно получил сильную поддержку. Во-первых, Владимир Ленин и другие российские большевики, стремясь завоевать симпатии народов Российской империи, пообещали реализовать право на самоопределение [20] в соответствии с их антиимпериалистической программой действий. Во-вторых, президент Соединенных Штатов Вудро Вильсон выступил в поддержку идеи самоопределения (рассчитывая на то, что связанная с реализацией самоопределения деколонизация предоставит американскому капиталу большие возможности на получивших независимость территориях). В обращении к Лиге в поддержку мира 27 мая 1916 года он сказал: "Мы верим в следующие фундаментальные положения: прежде всего, что каждый народ имеет право выбирать, под чьим суверенитетом он хочет жить".[21] Позднее, обращаясь к сенату, он заявил: "Не может и не должно сохраняться мирное положение, которое не признает и не принимает тот принцип, по которому правительства получают всю свою власть благодаря согласию народа, и нигде нет права передачи народов из-под одного суверенитета другому, как собственность".[22] В конце 1916 года британский поверенный в делах в США передал американскому государственному департаменту меморандум, в котором рекомендуется проводить общую политику временного признания представительных органов малых народностей, ранее являвшихся частями Российской империи, с целью усиления их сопротивления немецкой оккупации. В то же время германское правительство не возражало против самоопределения национальных меньшинств, допуская, что такая политика служила бы подрыву неоднородной Британской империи скорее, чем Германии.[23]
Однако практические трудности реализации принципа самоопределения воспрепятствовали включению его в окончательный текст послевоенного Устава Лиги Наций. Самоопределение только косвенно было признано применимым к подмандатным территориям и к колониям, сменившим хозяев в результате первой мировой войны.
Тем не менее, между двумя мировыми войнами было проведено несколько референдумов (в Саарской области, Бургенланде и в других местах), [24] хотя значительные территории были переданы победителям, не принимая во внимание волеизъявление населения (территория Эльзаса-Лотарингии передана Франции, австрийский Южный Тироль - Италии, порт Киао-Чао - Японии). Значительная часть германской территории отошла к Чехословакии и к Польше. В результате значительную поддержку получила концепция разъединенного немецкого народа, которая стала одной из причин возникновения нацизма и развязывания второй мировой войны.
В общем, послевоенный Устав Лиги Наций открыто зафиксировал неравенство народов (в статье 22). Земли, получившие статус подмандатных территорий, должны были управляться "развитыми нациями". Это противоречило сформулированному несколько позже принципу культурного релятивизма и, по сути дела, легитимизировало колониальную систему.
Вторая мировая война вновь до неузнаваемости изменила карту мира, но принцип самоопределения повлиял на эти изменения лишь в очень незначительной степени. В период образования ООН началась интенсивная разработка международных правовых документов. Появление этих документов было стимулировано свежими воспоминаниями о Нюрнбергском процессе, который стал первым прецедентом верховенства международных норм над внутренним законодательством страны.
Значительные трудности возникли, однако, при работе над Уставом ООН: различия во мнениях особенно проявились относительно употребления терминов "народ", "нация" и "государство". Окончательная формулировка была следующей: "...[термин] "нации" используется применительно ко всем политическим образованиям, государствам и негосударствам, в то время как [термин] "народы" относится к группам людей, которые могут составлять или не составлять государства или нации". [25] Право на самоопределение в Уставе связано только с понятием "народы", а понятие "несамоопределившиеся народы" соответствует тому, что традиционно называлось колонией.
Определение субъекта права самоопределения остается самым спорным аспектом этой проблемы. Президент Вильсон и Ленин рассматривали "народы и нации" в качестве субъектов этого права, но они не дали четкого определения этих терминов, которые к тому же имеют разные смысловые оттенки в английском, немецком, русском и французском языках. В эпоху после второй мировой войны стало более или менее общепринятым, что право на самоопределение относится к колониям.
Пробуждение национального самосознания народов после второй мировой войны привело к возникновению национальных освободительных движений среди населения колоний и завершилось признанием несправедливости существования колониальной системы в мире. 14 декабря 1960 года Генеральная Ассамблея ООН приняла Декларацию о предоставлении независимости колониальным странам и народам. В преамбуле документа подчеркивается, что отказ в предоставлении свободы или создание препятствий на пути к свободе народов ведет к усилению конфликтов, а статья 2 утверждает: "Все народы имеют право на самоопределение; в силу этого права они свободно определяют свой политический статус и свободно осуществляют свое экономическое, социальное и культурное развитие". Далее, в статье 3 утверждается: "Недостаточная политическая, экономическая, социальная подготовленность или недостаточная подготовленность в области образования не должны использоваться как предлог для задержки предоставления независимости".[26] Деколонизация в 1960-е - 1970-е гг. привела к "параду суверенитетов" и резкому росту числа полноправных членов ООН.
Тем не менее, эти достижения не означают, что дискуссии по поводу самоопределения закончены. Как я упоминала во Введении, Комиссия ООН по правам человека все еще уклоняется от определения термина "народ". Более того, даже при подготовке самой Декларации о деколонизации все еще можно было услышать различные мнения. Так же, как и при подготовке Устава ООН, понятие "народ" стало самым дискуссионным. Наиболее разработанным предложением по определению слова "народ" было, по-видимому, представленное Великобританией: это слово может обозначать "группу индивидов с особыми связями, выделяющими ее из остального населения; все население в границах отдельного государства; жителей отдельной части территории; или даже группу людей, которые не живут на поддающейся опознанию части территории, но считают себя народом".[27] Очевидно, что это определение является достаточно исчерпывающим, чтобы описать любую этническую группу или нацию-государство, но не слишком широко для того, чтобы определить субъект права на самоопределение. Первая часть определения выделяет этническую группу, которая может оказаться дисперсным меньшинством среди чужого населения. Однако эти обстоятельства не всегда являются непреодолимыми барьерами для окончательного объединения в более плотно населенную общину или для политического самоопределения (например, евреи постепенно воссоединялись в Израиле, палестинцы на своей автономной территории, а чеченцы и крымские татары, которые были депортированы в отдаленные районы бывшего Советского Союза, вернулись на свою историческую родину).
Иногда все население в границах отдельного государства может реализовать свое право на самоопределение, не принимая во внимание этнический состав населения. Более того, правительство в сходных ситуациях играет роль этноформирующего фактора и создает в дальнейшем "народ" на многонациональной основе.
Население некоторой территории, которая не определена границами в пределах другого государства, обычно испытывает наибольшие трудности в достижении признания любого вида статуса или формы самоопределения. Современным примером такого населения являются курды, которые компактно проживают на стыке территорий пяти государств (Турции, Ирана, Ирака, Сирии и Армении), ни одно из которых не готово предоставить им территориальную автономию. В противоположность им, гагаузам, тюркоязычным христианам, недавно повезло в обретении автономии в составе молдавского государства.
Часто возникает вопрос о величине субъекта самоопределения. Известно достаточно примеров плебисцитов, проводившихся в малых образованиях, например, относительно принадлежности острова Сен-Бартельми (Сен-Бартельми является одним из Наветренных островов, которые входят в состав Малых Антильских островов. В настоящее время Сен-Бартельми принадлежит Франции. - Прим переводчика). между Швецией и Францией в 1877 году или уже упоминавшиеся выше Ницца и Саарская область. Можно упомянуть ряд референдумов, проходивших в Швейцарии в 1970-е гг. о статусе кантонов Берн и Юра; референдум на островах Эллис в 1974 году, который привел к образованию государства Тувалу в 1975 году и к провозглашению его последующей полной независимости от Великобритании в 1978 году; референдум 1978-1979 годов на американских подопечных территориях на островах Тихого океана – в Микронезии, на Маршалловых, Каролинских и Марианских островах. В результате были образованы новые государства, свободно ассоциированные с США и имеющие статус наблюдателей при ООН: Федеративные Штаты Микронезии, Маршалловы острова, Содружество Северных Марианских островов и Республика Палау. В 1987 году проводился референдум о независимости Новой Каледонии, заморской территории Франции, после чего проблема статуса Новой Каледонии была отложена до 1998 года.[28] Можно упомянуть также референдум 1994 года в Пуэрто-Рико, который волей населения обновил статус острова как свободно ассоциированной с США территорией.
Современный случай из российского опыта дает пример того, как далеко может зайти самоопределение. После свободного референдума в 1992 году две деревни в волжском регионе, отделенные рекой от административного района, которому они принадлежали, присоединились к району на другой стороне реки. Даже в Западной Европе очень маленькие государства, включая Сан-Марино, Лихтенштейн и Монако, в течение долгого периода сохраняют свою независимость. Недавно полной независимости добилась Андорра.
Хотя определение, величина и описание потенциального субъекта самоопределения представляется важной задачей, основное противоречие международного права оборачивается значительно более сложной проблемой. Это противоречие между принципом самоопределения и принципом нерушимости границ суверенных государств, т. е. принципом сохранения их территориальной целостности.
Двумя наиболее важными документами постколониального периода в этой сфере являются Международный договор об экономических, социальных и культурных правах и Международный договор о гражданских и политических правах. Оба документа были приняты Генеральной Ассамблеей ООН в 1966 году и затем были открыты для подписания и ратификации.[29]
Статья 1, аналогичная в обоих документах, повторяет основную идею Декларации о деколонизации 1960 года (см. выше): "Все народы обладают правом на самоопределение. Благодаря этому праву они свободно определяют свой политический статус и свободно определяют свое экономическое, социальное и культурное развитие.[30]
К тому же представляется, что третий абзац статьи 1 (также в обоих документах) является даже более важным: "Государства-участники настоящего договора, включая тех, которые ответственны за управление несамоуправляемыми и подопечными территориями, будут содействовать реализации права на самоопределение и будут уважать это право в соответствии с положениями Устава Организации Объединенных Наций".[31]
Оба эти договора отражают тот ясный приоритет, который право на самоопределение достигло только в постколониальный период. Однако в 1970 году Генеральная Ассамблея приняла важный необязательный документ - Резолюцию 2625 (XXV), Декларацию о принципах международного права о дружественных отношениях и сотрудничестве между государствами в соответствии с Уставом ООН. В этой декларации противоречие между невмешательством, нарождающимися самоопределением и территориальной целостностью уже существующих государств стало очевидным. Более того, в противоречие договору 1966 года принципу территориальной целостности отдается предпочтение. Сравним пятый и восьмой параграфы этой декларации:
Учреждение суверенного и независимого государства, свободная ассоциация или интеграция с независимым государством или приобретение какого-либо другого статуса, свободно принятого народом, означает реализацию этим народом своего права на самоопределение.
Никакой из предыдущих параграфов не должен быть истолкован как оправдывающий или поддерживающий любые действия, которые расчленяют или разваливают полностью или частично территориальную целостность или политическое единство суверенных и независимых государств, действующих в согласии с принципом равенства прав и самоопределения народов, как это сказано выше, и в соответствии с этим обладающих правительством, представляющим весь народ, принадлежащий к этой территории без различий расы, вероисповедании и цвета кожи.[32]
Заключительный акт Конференции по безопасности и сотрудничеству в Европе, принятый в Хельсинки в 1975 году, равным образом не снимает противоречия между двумя этими подходами. [33] Они оба присутствуют в Заключительном акте, но в конце документа, подчеркнуто, что все его разделы имеют одинаковую силу.
Однако существует и другой правовой подход к этой проблеме.[34] Право на самоопределение как утверждение, вытекающее из фундаментальных принципов демократии и прав человека, интерпретируется как императивная или абсолютная норма, применяемая к любому этносу, то есть jus cogens.[35] Внешние атаки на целостность государства недопустимы, потому что они нарушают суверенитет, но право приобретения суверенитета не может быть отобрано у народов, составляющих государство. На практике ООН обычно решает, когда самоопределение применимо, а когда нет, хотя, как мы пытались показать выше, ясного руководства для принятия таких решений все еще не предложено. Поэтому решения часто принимаются под влиянием случайных обстоятельств или даже на основе личных симпатий политиков.[36] Здесь нет нужды указывать на то, что такие подходы к принятию решений, определяющих будущую историю народов, неприемлемы для международного сообщества. В двадцать первом столетии мы можем столкнуться с многочисленными требованиями самоопределения, исходящими с африканского континента, из Китая и других регионов; и международные институты должны быть готовы предложить ответы, которые бы сохранили мир на планете.
НАЗАД | ОГЛАВЛЕНИЕ | ВПЕРЕД |